В Билбери лейтенанта ждали, как всегда, с нетерпением. Так и не сумев уговорить мужа разрешить остаться с ним в Лондоне, Агате приходилось довольствоваться обществом супруга по выходным, из которых ни она, ни дети, не хотели терять ни минуты.
За завтраком, к которому так удачно подоспел Джордж, было довольно шумно, и родителям несколько раз пришлось напоминать всячески старавшемуся единовластно захватить внимание отца и оттого не в меру расшалившемуся Дику, что юные джентльмены так себя не ведут. Впрочем, приезд папы всегда превращал обычный день в маленький праздник, а потому на детские капризы всё-таки смотрели сквозь пальцы.
В просьбе пройтись по парку Агата не увидела ничего подозрительного и с удовольствием согласилась. Неспешно идя под руку с мужем по тропинке мимо ещё не открытых после зимы розовых кустов, в сторону пруда, на воду которого Дик в самом скором времени собирался спустить свою маленькую флотилию, она с удовольствием делилась с Джорджем последними новостями. Впрочем, жизнь в тихом поместье в оксфордширской глуши событиями не изобиловала, а потому Агата с куда большим интересом расспрашивала мужа о том, что происходит в Лондоне.
- Как чувствуют себя мама с папой? Ты же бываешь у них как можно чаще, правда? А что слышно про новые налёты? По радио недавно передавали, что сейчас бомбёжки уже не так часты и разрушительны, как раньше.
Этот вопрос так или иначе поднимался каждый приезд Джорджа и имел под собой лишь одну подоплёку - уговорить Беррингтона снова перевезти жену в столицу.

- Новость? Какая новость? - сразу же насторожилась Агата, поднимая на мужа голову. И хоть известия, привезённые Джорджем из столицы, одинаково могли быть как плохими, так и хорошими, извечное чувство тревоги дало о себе знать мгновенно. - Только не говори, что теперь будешь работать без выходных, - с нервным смешком добавила она, поудобнее устраиваясь в объятиях мужа.
Впрочем, как раз эту новость миссис Беррингтон не стала бы воспринимать, как трагедию, расценив её как прекрасную возможность ещё раз уговорить мужа разрешить ей переехать к нему. Однако, лаконичное вступление и последовавшее за ним затянувшееся молчание наводили на мысли о том, что случилось что-то и правда не очень приятное. Что-то, о чём Джорджу отчаянно не хочется говорить, иначе он уже давно бы поделился этим с женой.
- Когда вернёмся в дом, первым делом поднимись, пожалуйста, к Балнш, она вчера весь вечер что-то рисовала тебе  в подарок, но почему-то жутко стесняется показывать при всех, - добавила Агата, инстинктивно оттягивая потенциально неприятный разговор.

Обещанная Джорджем новость была подобна грому среди ясного неба. Причём, сказано это было таким образом, что до замершей в объятиях супруга Агаты даже не сразу дошло её значение. Ожидать можно было всего, чего угодно, но только не этого. Лейтенант Беррингтон и так пострадал на этой проклятой войне, они и так пожертвовали многим за последние несколько лет, и теперь имели полное право насладиться хотя бы относительным миром и покоем. И как всегда, уверившись, что любимый Джорджи теперь навсегда останется рядом с ней, принять очередной уход на фронт Агата не хотела и не могла.
- Ты серьёзно? - только и смогла выдавить из себя миссис Беррингтон внезапно осипшим голосом. Окажись только что услышанное и правда глупой шуткой, Агата, наверное, и то восприняла это с большим пониманием, чем действительный отъезд. По её мнению, муж не просто не мог, а не имел права отправляться конвоировать суда после того, как его супруга чуть не осталась вдовой.
- Но ты же не можешь уехать, - с непоколебимой уверенностью добавила Агата, пытаясь встретиться с мужем взглядом.

После подтверждения самого ужасного тщательно сдерживаемая паника, нараставшая с каждым мгновением этого разговора, вырвалась наружу. От охватившего её волнения Агата поначалу не могла вымолвить ни слова. Только судорожно вцепилась в лацканы шинели, будто Джордж собирался раствориться в воздухе прямо сейчас. Мир обоих рушился буквально на глазах, и самым ужасным было ощущение собственного бессилия перед неумолимыми обстоятельствами.
- Господи, Джорджи, это какая-то ошибка, этого просто не может быть! - затараторила Агата, уговаривая одновременно и себя, и мужа. - Они... Они не могут так поступить с нами. Ты... ты чуть было не погиб в прошлый раз, ты сделал всё, что мог и даже больше, мы не заслужили этого...
Страшно было даже представить, насколько усилятся кошмары мужа, если ему доведётся снова оказаться там, откуда он вернулся искалеченным и душой, и телом. По мнению до смерти перепуганной Агаты, отправлять его туда было жесточайшим издевательством и чёрной неблагодарностью. И чем спокойнее говорил о скором отбытии на фронт сам лейтенант, тем сильнее пугалась его бедная жена.

- Нет... Нет, это... Нет, - так и не сумев сказать ничего больше, Агата резко отпустила лацканы шинели, в которые вцепилась минутой ранее и, развернувшись на каблуках, отправилась вдоль пруда, будто убегала не столько от расстроившего её мужа, сколько от обрушившихся проблем. Практика подсказывала: если долго и упорно повторять одно и то же, повторяемое станет реальностью. Это уже срабатывало, и не раз. Именно так она вернула себе Джорджи, когда все кругом твердили о его гибели. И сейчас всё будет в точности как тогда.
Правда, пройдя несколько ярдов быстрым шагом, Агата так же резко развернулась и направилась обратно к мужу. Озвученное им назначение никак не хотело оборачиваться нелепой шуткой, и всё, что оставалось практически до истерики напуганной женщине, - это до последнего отрицать очевидное и умолять Джорджа передумать, будто бы у него и правда была возможность выбора.
- Ты никуда не поедешь, слышишь? - с какой-то лихорадочной решимостью заявила она, снова подходя вплотную. - Никуда. Ты необходим здесь, рядом со своей семьёй, а не там. Ты не можешь поступить так ни со мной, ни с детьми.

Обида, отчаяние, раздражение, злость, ревность и, главное, страх, всепоглощающий, не оставляющий сил ни на что, так тесно переплелись в душе Агаты, что, казалось, рассудок её и правда не выдержит всего происходящего. Изо всех сил старавшийся сохранять спокойствие Беррингтон был сейчас словно на стороне своего начальства, нисколько не считавшегося с измученной долгим ожиданием семьёй, и тем самым ещё больше пугал не до конца понимающую, что говорит, жену.
- Сегодня ночью? - зло переспросила Агата, воспринимая и это известие чуть ли не как предательство. Ужасно, просто чудовищно несправедливо, когда тебя отсылают прочь против твоей воли, потому что находиться рядом - опасно, и при этом нисколько не заботятся о безопасности собственной. - А что же не прямо сейчас? Ещё успеешь на трёхчасовой, если его, конечно, не отменят.
Выпалив это, Агата осеклась, однако, о сказанном не жалела. Джордж, вместо того, чтобы искать избавление от нависшей над ними опасности, собирался спокойно отдать себя в жертву непонятно кому и чему, а ей в который раз предлагалось смириться и медленно, но верно сходить с ума от страха в этом треклятом поместье. Попадись ей сейчас тот, кто принял решение об отправке её мужа на фронт, миссис Беррингтон, наверное, не задумываясь, плюнула бы ему в лицо, забыв о воспитании истинной леди.

Все прочие слова так и застряли в горле. Замерев на месте, Агата только и могла, что смотреть в спину удаляющемуся мужу, раздираемая обидой пополам с отчаянием. Как объяснить, что порой говоришь "уходи" только чтобы тот, к кому обращены эти слова, остался, она понятия не имела. И тем больнее было от того, с какой лёгкостью Беррингтон в очередной раз променял жену на службу.
Как только Джордж скрылся из виду, накатила такая усталость, что, не окажись рядом с прудом старой деревянной скамейки, Агата, наверное, опустилась бы прямо на холодную землю. Впрочем, вряд ли бы это обстоятельство доставило ей какие-то неудобства.
Наедине с самой собой наконец-то пришли слёзы. Миссис Беррингтон рыдала взахлёб, не желая, чтобы её сейчас утешали или успокаивали, давая выход эмоциям и страхам, которые не смогла побороть совсем недавно. И лишь по прошествии какого-то времени, когда безудержные рыдания сменились судорожными всхлипами, к Агате постепенно стало приходить понимание, что именно только что произошло. А вместе с пониманием снова накатила волна страха, только на этот раз не за собственный рассудок и не за жизнь мужа. Вспомнился взгляд Джорджа, безжизненный и чужой, такой, какого она прежде никогда не видела. Придя в себя, страшно было даже вспоминать те слова, что сорвались с её языка в порыве отчаяния, и оставалось лишь радоваться тому, что не успела наговорить ещё чего похлеще. И, пока не слишком поздно, нужно было во что бы то ни стало попытаться ещё раз поговорить, забрать эти ужасные слова обратно, чего бы это ни стоило.
На негнущихся ногах Агата направилась в сторону дома. Узнав у кого-то из слуг, что мистер Беррингтон вернулся из сада около часа назад, а теперь сидит вместе с детьми в малой гостиной, она сразу же направилась туда, не желая терять ни минуты.
Как и было обещано, Джордж проводил оставшееся до поезда время в обществе Дика и Бланш, и от того, что она сама, своими собственными руками испортила последние часы, которые можно было провести всем вместе, Агату снова начала бить дрожь.
- Ричард, Бланш, найдите, пожалуйста, Сюзан и Мэтью. Нехорошо оставлять наших гостей одних, - голосом, осипшим от долгих рыданий, попросила миссис Беррингтон. Инстинктивно почуяв что-то неладное, Дик вздохнул и, ухватив за руку сестрёнку, отправился исполнять материну просьбу, оставив родителей наедине.
Как только за малышами закрылась дверь, Агата оперлась спиной о косяк, вновь опасаясь, что способность держать равновесие её подведёт, и тихо проговорила:
- Бог мой, Джорджи, что же я наделала... Ты теперь никогда меня не простишь?

Последовавшее молчание оказалось страшнее всего. Кажется, она бы предпочла любые обвинения, любые упрёки, даже крик и ругань, только не это равнодушие. Будто бы, единожды не сдержавшись, навсегда утратила уважение и любовь мужа. От одной мысли об этом внутри снова всё похолодело, и Агате оставалось лишь порадоваться, что за спиной была не дававшая упасть стена.
В сложившихся обстоятельствах оправдываться тем, что говорила, сама не понимая что, было глупостью. Во-первых, скорее всего, Джордж ей просто-напросто не поверит после всего случившегося, а во-вторых, разве можно легко и просто забыть то, что она с такой лёгкостью швырнула ему прямо в лицо?
- Джордж... - в голосе, прозвучавшем в полной тишине, легко было услышать панические нотки. Впрочем, на этот раз миссис Беррингтон готова была пожертвовать чем угодно, только бы снова не впасть в состояние, охватившее её после известия о возвращении мужа на фронт. - Джордж, я... Я не хотела говорить этого, я... Мой страх оказался сильнее меня...
Агата осеклась, понимая, как глупо и нелепо звучит сейчас всё только что сказанное. Видимо, она и правда оказалась никудышной женой военного, раз от перевода мужа на фронт теряла рассудок в прямом смысле этого слова. Вернувшись калекой, Джодж боялся разочаровать супругу, а вышло так, что в итоге она, молодая, здоровая и красивая, разочаровала его. И, возможно, Агату позабавила бы подобная  ирония судьбы, если бы сейчас не было так больно, страшно и стыдно.

Наконец прозвучавшие слова ударили больно, будто пощёчина. Агата вздрогнула, но с места не сдвинулась. Так и застыла у треклятой двери, будучи не в силах оторвать взгляда от идеально прямой спины мужа. Верить в услышанное отчаянно не хотелось, а вновь встрепенувшуюся обиду пришлось давить в груди.
- Мы... мы не можем так расстаться... Только не сейчас, - проговорила миссис Беррингтон. Подойти к Джорджу она так и не решилась, опасаясь, что в этом случае её оттолкнут уже не только словами. - Господи, да посмотри же на меня! Неужто ты теперь будешь всю жизнь презирать меня за то, о чём я пожалела практически в ту же секунду?!
Неимоверным усилием воли Агате удалось снова не сорваться на крик. Как объяснить, что час назад ей руководил исключительно страх навсегда потерять любимого, она не знала. Неукоснительно следуя долгу, Джордж, видимо, ожидал подобного и от своих домашних, в то время как ей с каждым днём становилось всё сложнее и сложнее изображать из себя покорную офицерскую жену и делать только то, что от неё ожидалось. У мужа, по её мнению, оставалось одно бесспорное преимущество: что бы ни случилось там, в море, у него будет твёрдая, насколько это в принципе возможно по нынешним временам, уверенность в том, что семья в безопасности. У Агаты такого подспорья не было никогда, лишь иллюзии, которые она усилием воли превращала в реальность. И уверенность, что её ожидание важно для Джорджа. Сейчас же её одновременно лишали и того, и другого.

Отредактировано Агата Беррингтон (2013-09-04 17:16:23)

- Тем, что сейчас я в своём уме, - абсолютно серьёзно ответила Агата, наконец-то отталкиваясь от стены, но всё ещё не решаясь подойти к застывшему у окна Джорджу. - Я не шутила и не драматизировала, когда говорила, что опасаюсь за собственный рассудок в случае твоего отъезда.
Проявившая жестокость сама, она теперь страдала от жестокости в ответ, однако, всё ещё не была готова отпустить мужа сейчас, чтобы он уехал, унося с собой не нежные объятия и поцелуи, а горькие слова, буквально выплюнутые в лицо.
О том, что будет после того, как Джордж уедет на этом проклятом трёхчасовом, Агата боялась даже думать. Оставалось радоваться лишь тому, что, какая бы истерика с ней ни случилась, её свидетелем Беррингтон уже не станет. Впрочем, исполнение практически всех персональных кошмаров настигло Агату уже сейчас. Верить в слова, произносимые Джорджем, не было ни сил, ни возможности. В противном случае её жизнь и правда потеряет всякий смысл.
- Я ничего не могу сделать, чтобы ты простил меня? - голос наконец не выдержал и сорвался. Умолять дальше сил и правда не было. Запереть мужа в четырёх стенах до тех пор, пока он не оттает, она не могла при всём желании, а о том, что будет потом, и вовсе не стоило задумываться.

От его взгляда снова пробил озноб. Это был словно не её Джордж. Кто-то чужой, тот, кому не было дела до её несчастий, смотрел, обернувшись от окна, и от того, что этот кто-то выглядел, как любимый человек, становилось ещё страшнее. Мысли о том, что, видимо, он никогда и не любил свою жену, раз кинутые в порыве отчаяния слова способны заставить полностью отказаться от неё, Агата гнала прочь. Иначе стоило задуматься, а есть ли смысл жить вообще.
После подобной отповеди в новых мольбах и извинениях и правда не было никакого проку. Здравый смысл подсказывал, что лучше сделать, как он хотел, убраться, оставить его с детьми, потому что чем дальше, тем сложнее становилось держать себя в руках. Успокоиться необходимо было не только Джорджу. Иначе в дополнение к тому, что она высказала в парке, могло прибавиться ещё кое-что, о чём, несомненно, также пришлось бы пожалеть.
- Может быть... - словно эхо, повторила Агата, не отрывая от Джорджа измученного взгляда. - Я не хочу, чтобы ты уезжал, Джордж. И именно от страха перед твоим отъездом сказала то, что сказала.
С этими словами, вздохнув, Агата распахнула дверь и отошла в сторону, тем самым показывая мужу, что больше не намерена, как он выразился, мешать. Пожалуй, с собственным эгоизмом и правда нужно было что-то делать. Пусть хоть дети проведут с отцом побольше времени, раз уж Джордж не хочет иметь дела с единожды не сдержавшейся женой.