Раздражённый жест Алвина не укрылся от сестры, и хоть та понимала, что злится он не на неё, всё равно расстроилась. Биливере вообще с лёгкостью перенимала состояние брата: грустнела, когда тот был не в духе, и радовалась,
стоило тому лишний раз улыбнуться. Теперь же, глядя на отброшенный проч цветок, она лишь вздохнула, нахмурившись,
и достав из рукава шёлковый платок, принялась оттирать алвинову ладонь от яркой пыльцы и сока.
- Не знаю, - честно призналась леди Сайган на вопрос, серьёзно ли она рассуждала о близости с Восседающей. И сразу же пояснила, чтобы брат не принял её за не знающую, что несёт, дурочку: - Но это же не честно, Алвин! От нас требуют так называемой чистоты, будто бы от этих троллоквых капель крови на простыне и правда что-то зависит. Я не ребёнок, ни чем не хуже тебя или кого из твоих приятелей, и тоже хочу получить свою долю удовольствия. Настоящего, а не того подобия, коим приходилось довольствоваться на твоих вечерах. Всему свету известно, что у моего будущего мужа есть любовница, а ты ещё и не уверен, что после свадьбы он оставит её ради моих прекрасных глаз и нетронутой дырки, вся ценность которой, как, уверена, почитают многие, в том, чтобы оттуда вышло как можно больше наследников, чтобы было кому оставить трон. И почему тогда я, выполнив все возложенные на меня ожидания, не смогу затащить в постель любого, кого только пожелаю?
Тем более, если смогу сохранить инкогнито?
Хвала Создателю, что послал ей такого брата, при котором можно было высказать всё, что и правда таиться на душе, без боязни получить в ответ осуждающий взгляд или отповедь за то, что назвала вещи своими именами. Отчего-то Биливере казалось, что Алвин сейчас будет всецело на её стороне.