Карл упустил тот миг, когда роли поменялись, и ведьма, сохраняя внешнюю почтительность, стала главной. Когда это случилось? Когда барон дал ей право самой выбрать место остановки? Когда она начала колдовать? Когда только вошла в подземелье, которое было для нее родной стихией, а для Карла – враждебным и опасным, сколько бы ни хорохорился молодой графский сын тем, что это его земля, и он на ней хозяин?
Карл не знал. Даже не слишком задумывался, отступив назад по первому слову леди Лаоиз. Факел в его руке отбрасывал от фигуры ставшей на колени ведьмы длинную изломанную тень, и барон не видел, что именно делает девушка. Шепчет заклинание? Делает пассы руками? Погрузилась в транс?
Несмотря на всю таинственность обстановки, прагматичного Карла было нелегко ввести в священный трепет. Как и все бергмаргцы, он, не утратив веры в магию, прежде всего рассматривал ее с практической стороны. Требовалось время, чтобы толстую шкуру северянина пробила атмосфера таинственности и запретности, что овевала сейчас тонкую фигурку молодой ведьмы, по прихоти отсветов факельного огня ставшую какой-то особенно угловатой, вытянутой, нереальной. Поэтому на первые слова леди Лаоиз Карл только закатил глаза: нехорошо, посмотрите-ка. Еще не хватало, расшаркиваться с горной породой! Настоящий хозяин – а клан ван дер Марков испокон веков рождал только таких – не позволит пропасть ничему ценному, все пустит в ход. Разве не для этого здесь сам Карл, привлеченный не только жаждой славы, романтикой этого приключения, но и уже крепко сидящим внутри инстинктом бергмаргца, отчаянно зудящим и не дающим покоя, если есть подозрения, что где-то на расстоянии вытянутой руки лежит что-то полезное, но все еще не пущенное в оборот?
И только потом на него медленно накатила холодная волна понимания, что леди Лаоиз видит все иначе. Для нее шахта живая. И это не блажь, не особенность мировосприятия – это то самое Знание, которое ставит колдунов на ступень выше обычных людей. Ибо оно есть истина, недоступная даже расчетливому, трезвому северному уму.
И, пораженный этой мыслью, Карл честно отступил на несколько шагов. Тень, отбрасываемая фигуркой девушки, сместилась, и вдруг в свете факела ярко блеснула ровно очерченная на ее ладони линия, набухающая красным.
Барон знал, что многие магические ритуалы оплачиваются кровью. Знал – но никогда не видел. А сейчас с каждой тяжелой каплей, падающей на каменный пол, в душу Карла просачивалось тревожное, нездешнее ощущение, разбивая тонкую скорлупку скептицизма и превращая его в послушного, обомлевшего от страха и восторга служку в ходе старинного запрещенного церковью обряда. Он перестал чувствовать себя чужим здесь – он мог поклясться, что слышал бьющийся внутри шахты ритм и, когда тот вдруг прервался, накрыв все покрывалом неестественной тишины, сам, кажется, перестал дышать.
В реальность барона вернули резко и безжалостно. Лицо обернувшейся к нему леди Лаоиз было воистину ведьмовским – таким, что он даже отшатнулся, хотя быстро понял, что главная опасность – не она, тяжело осевшая на землю, а рокот, раздающийся из недр шахты.
Карл не стал разбираться, что конкретно им грозит. Опустившись рядом с девушкой, он попробовал поднять ее, придерживая одной рукой, но быстро понял, что это было больше, чем просто слабость – леди Лаоиз лишилась чувств. Потратив несколько драгоценных секунд, он все же исхитрился осторожно перебросить ее через плечо – нести на руках было бы удобнее, да и пристойнее, но тогда пришлось бы отказаться от факела, а свет был для них сейчас жизненно необходим – и бросился бежать, пригибая голову в ожидании, что на них вот-вот обрушится потолок. Он не думал о том, от чего именно бежит. Не думал – а стоило бы.
Остановила его стена, выросшая на пути. Что это? Свернул не туда? Карл поднял факел по выше, все еще не веря в то, что мог так глупо попасть в западню, и увидел чуть выше лаз – явно рукотворный: прорубленное прямоугольное окно, в которое можно было бы подсадить леди Лаоиз и забраться самому... если бы она пришла в себя.
И тут до Карла, стоящего посреди рокочущих, ходящих ходуном каменных стен, начало доходить: они спасаются не от обвала. Не просто от обвала. За ними что-то гонится. Что-то... живое.
Графский сын мало что понимал в горняцком деле. Он, в отличие от леди Лаоиз, не мог влиять на силы природы. Но если перед ним живой противник, тут уж он знал, что надо делать.
Опустив ведьму на каменный пол, Карл переложил факел в левую руку, вытащил меч правой и шагнул вперед – навстречу ревущему нечто, сотрясающему стены шахты и рвущемуся на свободу из ее темных недр.