Минуты ожидания тянулись медленно. Чтобы как-то унять легкое беспокойство, Марта ответила согласием на одно из предложений о танце. Хоть она и улыбалась молодому офицеру, державшему ее под руку, но думала совсем не о том, что он шептал ей. Мыслями она была с братом. Если между ним и Эммой случится еще одна ссора, тяжело придется всей семье.
По окончании танца, леди Марта вернулась к матери. В ее глазах она читала сдерживаемую тревогу. Несколько раз Марта порывалась покинуть зал, дабы удостовериться, что все в порядке и вернуть супругов фон Ланге прежде, чем их несколько затянувшееся отсутствие станет бросаться в глаза, но каждый раз останавливала себя, мысленно напоминая, что вмешиваться нельзя.
Наконец, когда уже и Изабелла фон Ланге начала терять терпение, появился Генрих. Он сообщил, что леди Эмма, к сожалению, не может спуститься в зал. Тон, которым он говорил, казался спокойным, но если за ним и скрывалось что-то, сейчас Марта не могла с уверенностью определить истинное эмоциональное состояние брата. Задавать вопросы она пока не решилась.
Не до конца успокоенная, младшая сестра Генриха поднялась наверх, чтобы взглянуть, хорошо ли спит Сьюзан. Проходя мимо малой гостиной на втором этаже, молодая женщина услышала неясный звук, что заставило ее прислушаться. Будто бы чей-то тихий плач. Шурша складками платья, леди Марта подошла ближе и приоткрыла дверь.
- Леди Эмма? – В голосе звучало изумление.
Марта прошла вглубь комнаты. При ближайшем рассмотрении от взгляда не ускользало нарушение гармонии в вечернем наряде леди фон Ланге. Смятые кружевные оборки, смятая юбка и длинные пряди, выбившиеся из прически  - все эти детали настораживали, пробуждая неприятные подозрения.
- Что… Что случилось? – Приобняв плачущую молодую женщину за плечи, Марта усадила ее  на софу. – Тише, леди Эмма. Вы надорвете сердце.

Отредактировано Марта Макговерн (2011-09-04 00:39:39)

Несвязный лепет леди Эммы лишь укрепил уверенность Марты в том, что между супругами фон Ланге произошла ссора. Какой она была – об этом можно догадаться по внешнему виду плачущей женщины.
Нет. Генрих не бил жену. Это было невозможно. Марта ни на секунду не засомневалась в том, что брат не желал леди Эмме зла. Но что-то, похоже, вывело его из себя. Ревность. Она кипящей смолой клокотала в нем, когда леди Эмма танцевала с Уилмором. Это жгучее чувство в сильных и глубоких натурах, какую являл собой Генрих, легко перерастает в безудержную страсть. Может быть, он хотел вызвать в жене ответное желание и, встретив сопротивление, попытался овладеть ею против воли, совершенно потеряв голову?
Марта с трудом находила иное объяснение. Она заранее оправдала все возможные действия брата.
Однако лучше было бы услышать подтверждение или опровержение теории из уст леди Эммы.
- Что-то случилось. Не отрицайте.  Человек не может так убиваться без причины. -  Хотя голос Марты был мягок, молодую женщину она встряхнула с вполне ощутимой силой.
Рыдания раздражали, словно скрип металла по стеклу. Быть может, это к лучшему. Излишняя мягкость, вместо успокоения, может лишь обострить истерику. Однако, и кричать на леди Эмму, требуя немедленно взять себя в руки, было неверно.
- Леди Эмма, я не враг Вам. Постарайтесь, пожалуйста, успокоиться. Вас могут услышать. Это ни к чему. – Сиюминутно поразмыслив, Марта решила спросить прямо. – Что произошло между Вами и Генрихом? Он обидел Вас? – дальнейшее было хитростью. – Если это так, я сейчас же пойду и поговорю с ним.

В семействе фон Ланге не принято было давать волю чувствам. Общество не верит слезам, не верят им и дирижабли, не верит небо, сбрасывающее вниз искусственных птиц, созданных человеком. Еще с раннего детства Марта усвоила, что плакать можно, лишь спрятавшись ото всех, так, чтобы никто не видел, не слышал и даже не предполагал. Генрих мог подставить плечо, обнять, сдерживая, рвущиеся из груди младшей сестры, печаль или обиду, но именно он учил Марту не показывать окружающим своей слабости. Когда брат чуть не погиб и впоследствии остался изуродованным, ее организм, казалось, и вовсе навсегда утратил способность плакать.
Тем сложнее было принять рыдания леди Эммы, даже понимая, что она человек, воспитанный в иных жизненных обстоятельствах.
Объяснения молодой супруги Генриха противоречили ее физическому и душевному состоянию. Ясным было только одно: Эмма хочет, чтобы ее оставили в покое, настолько, что готова лгать.
С долю секунды Марта испытывала сильное желание отхлестать ее по щекам, но сдержалась. Отстранившись, сестра Генриха, облокотилась на низкую спинку софы и стала вытаскивать шпильки из огненно-рыжих волос. Бал скоро закончится.
Сообщение о том, что леди Эмма, как и полагается, будет вновь жить в доме мужа, сначала показалось неожиданным, а потом всколыхнуло сонм сомнений и подозрений.
- Что же это – слезы радости? – Тихо спросила Марта, иронично изогнув бровь.
Молодая женщина немного помолчала, медленно вытягивая шпильку за шпилькой и методично раскладывая их рядом с собой, пока, наконец, все длинные, витые локоны не опустились ей на плечи.
- Или Вас настолько страшит пребывание с Генрихом и нашей матерью под одной крышей? – Постепенно голос Марты терял краски и мягкость, она говорила спокойно, сдерживая сухую язвительность, и в этом сейчас очень походила на старшего брата. – Откровенно говоря, леди Эмма, я Вас не понимаю. Если Генрих Вам дорог, нет ничего проще, чем прямо сказать ему об этом, хотя, конечно, после того, что случилось, он поверит не сразу. Если же он Вам противен, как и вся наша семья, незачем изображать доброжелательность и любезность, в одиночестве орошая слезами подушку. Для светского общества даже этого будет мало, а мы, поверьте, вполне уживемся и с правдой, пусть и неприятной.
Марта взглянула в окно. В темноте тихо шел мелкий дождь. Но биение капель по стеклам нарастало, сплетаясь с музыкой, все еще доносившейся с первого этажа.
- Сейчас Вы лжете, - устало пробормотала Марта, - но Ваш внешний облик выдает Вас с головой. Генрих хотел от вас интимной близости, ведь так? Что же, Вам вновь стало противно и страшно? И все же, несмотря на это, Вы возвращаетесь в этот дом. Оттого, что устали от слухов? Только оттого, что Вас всегда учили: жена должна подчиняться мужу, а леди – сохранять благопристойность?
Марта встала, отошла к окну, повернувшись к Эмме спиной.
- Ох, Эмма… Он любит Вас. И Вы не представляете, как мучаете его своими слезами, своей холодностью… Теперь он, конечно, некрасив. У него далеко не ангельский характер. Я допускаю даже, что он был немного груб. Но он этих страданий не заслуживает.

Отредактировано Марта Макговерн (2011-09-08 16:28:46)

А она и забыла, что у роз есть шипы…
Марта медленно обернулась. В одно мгновение ее голову будто обдало жаром, который тут же исчез.
Одна женщина безотрывно смотрела на другую, и в серых глазах той, что стояла у окна даже сквозь полумрак читалась угроза.
- По крайней мере, одного я от Вас добилась. Вы успокоились. – Голос, прозвучавший после затянувшейся паузы, был ледяным.
Марта скрестила руки на груди и прошлась по комнате вдоль софы. Больше всего ее разозлило не упрямство леди Эммы в нежелании рассказывать, что же все-таки произошло, а ее реакция на откровенный, можно сказать, отчаянный призыв подумать о чувствах Генриха. Говоря математическим языком, она ровнялась нулю. Создавалось впечатление, что леди Эмме абсолютно все равно.
- Не стоит удивляться тому, что кто-то задает Вам слишком много вопросов, если Ваши всхлипы слышны даже на лестничной площадке. – Произнесла Марта тихо, вновь набираясь терпения. Все же леди Эмма испытала потрясение.
- В иной ситуации я бы не позволила себе интересоваться чужой личной жизнью. Но Вы вынудили говорить неудобные вещи. А ведь вначале я спросила Вас так, чтобы Вам не пришлось переступать через свои моральные принципы. Заметьте, все это не из праздного любопытства.
Теперь Марте уже не требовалось ответа. Генрих добивался от жены удовлетворения естественной потребности в человеческом тепле, но как далеко он зашел? Неужели он взял Эмму силой? Не нужно особенно задумываться, чтобы представить, что будет испытывать в этом случае любая женщина. Страх, негодование, обиду, отвращение…
Марта переложила шпильки на стол и присела рядом с Эммой, но никак не могла подобрать нужных слов.
- Поймите, я хочу помочь. – Ладонь Марты легла на руку леди Эммы. – Но как можно сделать это, если Вы никому и ничему не доверяете? И что можно подумать, если Вы сторонитесь нас?

Марта готова была признать, что вела себя не совсем тактично, но, в конце концов, она не посторонний человек и, потому искренне полагала, что имеет право знать о том, что происходит в ее родном доме с теми, кто ей близок, так или иначе.
- Хорошо. В следующий раз, когда я увижу, что Вам плохо, пройду мимо и сделаю вид, что ничего не замечаю, даже если Вы будете биться головой о стену. – Тихо иронизируя, Марта лишь подчеркнула абсурдность сложившейся ситуации, но вовсе не собиралась издеваться.
Она чувствовала, что леди Эмма запуталась и, видимо, считает себя виноватой во всех смертных грехах. Ее враждебность ранила гордость, тем не менее, Марта больше не собиралась припираться и настаивать. Молодая женщина и без того ведет себя как загнанная в угол жертва, ни к чему усиливать эффект трагедии.
- В семье фон Ланге каждый имеет право знать о любых бедах или радостях друг друга. Прошу Вас, запомните это. – Марта встала, но не стала подходить близко к окну. –  Мы не чужие Вам люди. Ни я, ни моя мать, ни Генрих. Так сложилось. – Ей и самой было неудобно объяснять очевидные, на ее взгляд, вещи, но жизнь показывала, что порой это необходимо. – Лично я Вас ни в чем не упрекаю. Даже в том, что Вы тогда испугались. Как я уже сказала, все можно исправить.
От такого разговора вдруг ощутимо нахлынула усталость. Хотелось уйти, но еще больше хотелось, чтобы Эмма поняла.
- Пойдемте. Я отведу Вас в вашу комнату и позову служанку, чтобы она помогла Вам раздеться. Если хотите, я дам Вам снотворное, и Вы уснете. Не нужно больше плакать, Эмма.