Грязные пальцы ловко перебирали мусор, выискивая в урне алюминиевые банки.  Ранним утром в парке было еще совсем тихо, только изредка раздавался собачий лай, на который черный Бимка, вертевшийся у ног хозяина, отвечал коротким тявканьем. Город еще спал, поэтому Лесник мог наслаждаться относительным одиночеством. Это была его территория. Место, принадлежащее ему по праву, и стоившее бездомному двух сломанных ребер и переднего зуба, вместо которого теперь чернела дыра.  Дворников и уборщиков в парке отродясь не было. Дай бог раз в месяц-два местные активисты придут, соберут мусор, поставят где-то там в нужных документах галочку и уйдут с осознанием сделанного доброго дела. После таких «рейдов» Леснику приходилось кочевать ближе к новостройкам, где в большие помойки сваливали  просроченный товар магазины в обход всех санитарных норм.
Странным бомжем был Лесник, все сторонился людей. По утрам его можно было увидеть с большим мешком, в котором угадывались смятые банки. Где он ночевал, никто не знал. Знали только, что не выпивал с местными бродягами и не поддерживал компанию. Но зла на него не держали. Хорошим он был в принципе мужиком. Мог и десятку подбросить, если очень надо, и на место свое пустить, если нужда припрет…
На самом дне урны, под шуршащим «макдональдсовым» пакетом нашлась банка из-под пива. Уже наверняка зная, что она пуста, Лесник все-таки поднес ее к трясущимся покрытым коркой губам и запрокинул голову. Ничего. Ни капли.
- Дура-баба. С досадой пробормотал бомж, бросая банку под ноги, чтобы смять ее и пополнить свой неизменный мешок. Содержимого в нем было не больше половины. А это означало, что на водку может сегодня не хватить. И придется снова вспоминать и жить с тем, с чем жить не хочешь.
Взвалив мешок на спину, Лесник нахмурился от его неприятной легкости.
- Пошли, Бимка. Позвал он собаку и пошел куда-то вглубь парка. Несуразный маленький и черный, как смоль, песик побежал за хозяином, распугивая голубей.

Осталось проверить последнюю урну, и можно было перебираться в город. У Лесника начинался знакомый, почти навязчивый зуд по всему его изношенному телу. На языке привычно горчило. Хотелось выпить. Найденного за утро алюминия хватило бы разве что на «Стопарик». Эта противная на вкус, но позиционируемая, как элитная, водка продавалась в каждом магазине. Но тогда придется потуже затянуть пояс, ведь съестного у Лесника практически не осталось. Так, пара гнилых яблок и банка ставриды, бережно хранимая «на всякий случай».
- Бимка! Вновь позвал бездомный, практически машинально осматривая почти пустую последнюю урну. В ней оказалось только несколько пачек из-под сигарет. Однако какой-то бог, покровительствовавший бездомным, решил ни с того ни с сего преподнести Леснику подарок. Две сигареты. Как два маленьких праздника. И марка дорогая. Нищий осторожно и бережно, будто поясь того, что они могут исчезнуть в любой момент, поднес их к своему разбитому носу и глубоко вдохнул запах сладкого и приторного табака.
Но вместо радости от нечаянно обретенного счастья, Лесник вдруг ощутил щемящую тоску. Будто бы сигарный запах мог вернуть что-то в памяти. Какое-то знакомое чувство.
  Но, резко оборвав своим появлением все воспоминания, из ближайших кустов выпрыгнул Бимка. Черный песик пулей понесся к хозяину и остановился возле него, смешно пританцовывая на своих кривых лапках. В пасти он что-то держал и тыкал этим предметом в хозяйские колени.
- Что там у тебя? Пробормотал Лесник, поспешно, даже как-то воровато пряча одну из сигарет в карман порванной телогрейки землистого цвета.
Бимка пытался поделиться с нищим куриным окорочком. Не смотря на то, что тот был намертво заморожен, острые собачьи зубы основательно поработали над ним, оставив нетронутым только часть бедра, остальное представляло собой хорошо обглоданную кость.
"Видишь, видишь, хозяин. Я принес тебе добычу." Собачий разум разрывался между необходимостью набить свой желудок, пустовавший большую часть времени, и отдать дань уважения вожаку и хозяину. Память у собак куда как лучше человеческой. Этот маленький, отдаленно похожий на спаниеля песик помнил, как бородатый человек, пропахший отбросами и спиртом, спас его,  отнял у плохих людей, бивших пса, раскроивших ему череп, о чем теперь напоминала широкая белая полоса шрама на голове Бимки. И первый свой дом, где было тепло и всегда сытно, пес тоже помнил. Но эти воспоминания были уже где-то далеко, далеко.
- Ах ты, шельмец. Лесник безразлично отмахнулся от собачки. Не до того ему сейчас было. По аллее быстрым шагом шла женщина. Одна из многих российских женщин, погрязших в заботах и серой беспросветной рутине. Оставив свой мешок с банками на охрану Бимке, который почему-то сразу отстал от хозяина, как только завидел приближающуюся женщину, бездомный преградил ей дорогу.
- Мадам. Улыбнулся бомж, демонстрируя дыру между зубов. Простите, что отрываю вас от важных дел. Но не найдется ли у вас огоньку? Страшный высокий с косматой бородой мужик почти поклонился женщине в гротескной пародии на поклон. Одна из найденных им в урне сигарет заманчиво и настойчиво манила вновь ощутить этот сладкий табачный запах, который похитил его воспоминания пятью минутами назад.

Отредактировано Владимир Краснов (2011-11-03 11:23:19)

Леснику было не привыкать к таким ответам. Он другого и не ожидал. Отвали, пошел отсюда, милицию вызову, да вас, таких, отстреливать нужно наряду с бродячими собаками. А кто-то может и ударить.
На прошлой неделе группа подростков насмерть забила старожила помойки, что у Центрального. Били жестоко. От худого, сморщенного старика, инвалида без левой руки, осталось что-то лишь отдаленно напоминающее своими очертаниями человека. Говорят, что сдох он только после того, как в финальном залихватском броске один из отморозков засадил бездомному в голову кирпич. Милиция не стала разбираться. Еще бы, кому охота связываться с таким делом, цена которому три рубля. Вот так оценили жизнь инвалида. А ведь в прошлом он был художником. Как-то поведал Леснику по большому секрету, что на одну из его персональных выставок приезжал САМ.
Потом запись издевательств над стариком оказалась в интернете. На рябящее видео с мобильного телефона было не так уж много отзывов. Народ, как говорится, «наелся».
Лесник ничего этого не знал. Для него не существовало виртуального мира, втиснутого в провода и сигналы. Бездомный пытался выжить на улице. Вот уже несколько лет прошло с тех пор, как «нормальная» жизнь выбросила его из себя, как ненужную, сломанную вещь.
- Такой же, как и я, ничейный то есть. Нехотя проворчал бомж, теряя интерес к женщине. Она не могла, не хотела дать ему то, что он просил.
- Привязался только, зараза. Заткнись уже! Лесник хлопнул в ладоши, и собачье рычание из-за мешка тут же смолкло. Пес стоял, подняв шерсть и тревожно смотря на женщину, которая в его понимании хотела, во что бы то ни стало, лишить песика законной добычи.
- А почему спрашиваете, мадам? Приглянулся пес, что ли? Снова оскалился нищий, взваливая на спину свой мешок. Лишившись защиты, Бимка перебежал за ноги хозяина, все еще прячась от женщины.
Мимо них бодро пробежал дедок в лыжной шапочке и спортивном костюме. Город начал просыпаться ото сна, торопя утреннего искателя отбросов уйти со сцены. Но Лесник отчего-то не торопился. Исподлобья смотрел он на женщину, забыв про то, только что спешил покинуть парк. Тяжелый взгляд изучал ее лицо, пока нищий, наконец, не отвернулся. Ему нужно было … Она была права, не таким, как сейчас.

- Полинка, Полинка-апельсинка. Поддразнил девушку Володька, а потом неожиданно прижал к себе. Под ее одеждой чувствовались упругие молодые грудки, от которых он сходил с ума. Полинка…
Они познакомились на каком-то студенческом сабантуе, кажется, отмечали день рождения Гришки Силаева или это был просто совместный поход в подмосковные леса. Кто сейчас достоверно вспомнит, как все началось? Владимир Краснов – балагур, почти круглый отличник, метивший на красный диплом. Ему оставалось отучиться совсем немного, и вот она – свобода, сознательная и зрелая жизнь. А пока немного фальшиво звучала гитара и кто-то подпевал ей пьяным от алкоголя и чистого свежего воздуха голосом. Было довольно прохладно, Володька зябко ежился, прижимая к себе черноволосую худенькую девушку. Она трогательно куталась в его куртку, слишком большую для ее фигурки. Потом все смеялись над непутевым Силаевым, рассказавшим неудачную шутку. Что-то говорили, спорили, и, наконец, разошлись по палаткам.
И там, в ночной тишине, Владимир с Полиной считали звезды. Он показывал ей созвездия, которые никто до него не заносил ни в одну звездную карту. Фантазия, подбадриваемая влюбленностью, превращала Медведиц в розы, а Лебедя в довольно-таки нескромную девушку, спешащую на встречу с таинственным незнакомцем. Тогда Володька ждал улыбки Полины. Ничего для него, по сути, не значащей девушки, всего лишь одной из тех, кого манили его темные лихие вихры и благосостояние родителей, живущих в столице.
- Заберите свои деньги. Глухо проговорил Лесник, отталкивая руку женщины. Монеты со звоном разлетелись по асфальту. Напуганный Бимка, громко взвизгнув, бросился наутек. Эта собака слишком хорошо понимала, что означает летящий в ее сторону предмет, уж больно часто им оказывался камень или палка. Вернется. Лесник знал, что снова встретит маленького черного песика рядом с тем местом, где оба пережидали ночь.
Полина. Она была здесь, он в ней нуждался, но не с этим чувством боязни в глазах, что их кто-то может увидеть, и что подумают люди. Кажется, она не узнала в этом сутулом, состарившимся раньше времени бродяге, пахнувшем застарелой мочой и дешевым пойлом, того Володьку, с которым считала звезды, улыбаясь самыми краешками губ. Бомж отступил от женщины, словно устыдившись своего поступка.

Отредактировано Владимир Краснов (2011-11-10 20:35:22)

Как же так? Он не смог бы ответить на этот вопрос. Даже вспоминая серый вокзал, утопший в весенней грязи. Растаявший снег, запах земли и человеческого пота, шум голосов и эта печаль во взгляде ее глаз. Что она говорила ему и говорила вообще ли? Лесник не помнил. Но отчетливее всех этих непроизнесенных слов был тот невысказанный упрек, который до сих пор преследовал его. Не стало спасением и дно стакана.
  Годы студенчества пролетели неожиданно быстро. Осталась позади беззаботная жизнь, уже стали забываться посиделки у костра, потускнели звезды. Володька, почти Владимир Николаевич, хотел перемен. Его в этом провинциальном городе больше ничего не держало. Надоели маленькие улочки, знакомые лица и тихий быт. Родители любезно приглашали сына назад, отец с важностью подчеркнул, что сумел выбить для отпрыска хорошее место.
Теперь Володька стоял на вокзале, ожидая электричку, которая должна была увезти его отсюда, как казалось тогда, навсегда. Полинка-апельсинка. Глупое какое-то прозвище.
Какое-то время они жили вместе. Возможно,  пытались создать семью. Она пыталась. Владимира хватило ненадолго. Вскоре он затосковал, заметался в четырех стенах съемной квартиры. Ему не хватало воздуха свободы. На маленькой кухонке стали собираться компании. Многих «друзей» Владимир видел в первый и в последний раз. Они приходили, весело гомоня шальными голосами, выпивали. И здесь была гитара, но уже не юная подруга студента, другая, пропитая и хриплая. Много курили.
Полина появлялась среди этих компаний все реже. И Владимир постепенно перестал замечать ее отсутствие И то, как она изменилась. Хрупкая, похожая на тростиночку, она стала еще тоньше. Он не видел на ее лице следы от слез, не обращал внимания на опухшие глаза, под которыми появились темные круги. Неприметную Полину почти вытеснила из его мыслей яркая, шумная Элла. Она приходила почти всегда. Выбеленные волосы, завитые в тугие кольца, синие глаза, ресницы в черной туши, пошлый, всегда накрашенный красной помадой рот. Хохотушка Эллочка любила сидеть на коленях Владимира, дурманя его ароматом заграничных духов, которые она достала по большому блату, что частенько подчеркивала.
  Это случилось само собой. На кровати, которую Владимир делил с Полиной. Смятое покрывало с набивным рисунком, белая простынь, бесстыдно выглядывающая полная нога Эллочки и ее грубый смех. А еще – отчаяние в глазах Полины, когда она вошла в комнату и увидела то, что произошло. Вот и все.
Владимир надеялся, что она не придет на вокзал. Что ему будет легко отмахнуться, сбежать (часть его натуры бы этого хотела). Но Полина пришла. Молча смотрела на него, не плакала, нет. И он побоялся подойти к ней. Так и стоял, ожидая электричку и делая вид, что не замечает Полину. Вскоре Владимир уехал. И вернулся.
Вернулся таким, каким его бы никто не узнал. Никто, кроме Полины. Она сама изменилась за эти годы. Стала старше, еще печальнее, но это была она.
- Вы ошиблись. Лесник попятился, левая рука его, инстинктивно поднялась, чтобы прикрыть лицо. Полинка-апельсинка. Ты снова ошиблась. Это был не Владимир, а бомж, бродяга, которому имя заменило прозвище.  А Владимир умер, сгинул в прошлом, в которое нет возврата.
Пошел снег. Робкими, невесомыми белыми хлопьями летел он со свинцово-серых небес на землю, укрывая ее зимним покрывалом. Скоро Новый Год, скоро праздник.  Обещали снежинки, танцуя в воздухе свой вечный танец.

Отредактировано Владимир Краснов (2011-11-14 15:10:46)

Если бы то, что сказала Полина, было бы неправдой, Лесник ушел бы, исчез за плотной снеговой завесой. А потом залил бы горечь воспоминаний дешевой водкой. Время не лечит, от этого заблуждения нищий избавился давным-давно.
  Они поженились с Эллой спустя всего месяц после того, как они поселились в просторной двухкомнатной квартире, оставшейся после смерти бабки Владимира. Молодая жена оказалась на редкость хозяйственной. Из дома начали исчезать дорогие старинные вещи, бережно собираемые почившей хозяйкой. Коллекцию фарфоровых кукол Элла беззастенчиво подарила одной из своих подруг. Что-что, а новые знакомства она заводила с завидной легкостью.
И вновь на кухне теперь уже столичной квартиры прокурено захрипела гитара.  Иногда Владимиру, поздно приезжавшему с новой престижной работы, предоставленной ему его отцом, казалось, что ничего не поменялось. Что они снова оказались на тесной кухоньке съемной квартиры в провинциальном городе М. Раскатисто звучал неприличный смех госпожи Красновой, вторящий мужскому насыщенному басу.
Владимир злился. Уж слишком часто его жена, одетая в тонкий шелковый халат, крутилась возле большей частью незнакомых мужиков.  Да, он выгонял из квартиры, ругался с Эллкой. Она плакала притворными слезами, размазывая по щекам тушь. Клялась, снова плакала, закатывала истерики. Обычно все заканчивалось бурной интимной близостью. Уставший после работы и семейных ссор Владимир быстро засыпал, не замечая, что от жены пахнет другим мужчиной.
  Все пошло под откос…. Когда? Он отказывался понимать, что жизнь круто изменила направление лишь только двери электрички захлопнулись, и она увезла Владимира из того города, где жила Полина. Для него все началось с того момента, как начальник, вызвав его к себе, корректно предложил написать заявление «по собственному». Время сменилось, отец Владимира, уйдя на почетный отдых, потерял былую силу. А место-то было хлебное, даром что «нагретое» для племянника финансового директора.
В тот вечер Владимир впервые со времен студенчества напился. А дальше мир потерял краски, обретя градации серого цвета. Дни стали похожи друг на друга. Эллка все чаще начала исчезать, целыми днями не бывать дома. Владимиру же было все равно. Если по началу, он еще пытался найти работу, куда-то устраивался, держался, не беря в рот ни капли какое-то время. То теперь он окончательно сдался. Конечно, время не стояло на месте. Рыночные отношения диктовали спрос на работников финансовой сферы. Но кому нужен пьющий сотрудник? Неухоженный, опухший от недельного запоя, в несвежей одежде Владимир постоянно получал отказ. А работать физически ему « не позволяла гордость». Зато гордость позволяла смотреть, лежа на диване со стаканом в руке, как Элла вся нарядная и накрашенная вновь упархивает куда-то в веселую жизнь.
  И Владимир даже не помнил, как ставил свою подпись на каких-то документах, которые его жена настойчиво пихала ему под руку. Он поставил дрожащей рукой закорючку только для того, чтобы она отвязалась, ушла, оставила его в тишине…. Элла была столь добра, что дала ему то, чего он хотел. Одиночество. А взамен забрала квартиру. Двое мужчин с внешностью гостей из ближнего зарубежья выкинули Владимира на улицу.
  Трус. Да, Полина оказалась права. Но признаться в этом ни ей, ни себе Лесник не мог. В том, что он оказался бомжем, в том, что теперь Полина смотрела на него с жалостью и некоторой долей пренебрежения, все еще опасаясь мнения проходящих людей, виноват только он сам. И никто другой.
Бродяга остановился. Он пытался уйти, но не мог. Медленно обернулся.
- Полина. Имя вырвалось случайно. Снежинки подхватили его, закружив в поднявшемся холодном ветре.
Уходи, Полина. Оставь меня наедине с мусорными баками, наедине с водкой, вшами и людским презрением. Не касайся нищего бродяги, чтобы не испачкаться.  Но ничего из этого Лесник не сказал.
- Ты не права. Выдохнул он облачко неприятно пахнущего пара. Другие слова не приходили ему на ум.
А ветер все забавлялся снежинками и гнал по парковой дорожке газетный лист.