Язык онемел куда быстрее, чем Кай ожидал.
Он с ругательствами перекинул стеклянную трубочку в левую руку и затряс правой, косясь на обожженные пальцы и снова затягиваясь - глухие пощелкивания были не слышны из-за врубленного на полную громкость музыкального канала. Девка в черном извивалась под бухающие ударные, вызывая у Кая желание добраться до пульта и переключить, но Ларс и Йорген тащились, разглядывая буфера поп-дивы и комментируя особенно живописные позы.
Глотая последние затяжки и откладывая трубочку прямо на полированную поверхность журнального столика, Макэвой откинулся на диване, разглядывая потолок и абстрагируясь от надрывающегося телевизора.
Эйфория просочилась сквозь мерзкое подобие пения, накрыла с головой, вытягивая напряжение последних дней.
Все прошло не просто хорошо - ослепительно хорошо. Он, Кай, по полной в деле - и хотя это стоило ему всех  денег, которые он смог выгрести с общих с матерью счетов, через месяц он станет богаче на десятку. А дальше все пойдет еще лучше - надо только не терять связи с Викки, продолжать брать у нее крэк, а там, кто знает, может, она даже представит его своим контактам, и он потеснит ее на ее кристальном троне...
Отдаст те жалкие гроши Герде, добавит сверху, чтобы быстрее простила, пусть видит, что он не какой-то жалкий торчок, подворовывающий по цветочным лавкам. Теперь у него свой бизнес, теперь дела пойдут на лад.
Эти мысли отзывались приятным теплом под ребрами, и даже воспоминание о последней его встрече с Олкофф на сей раз не была окрашена в тошнотворное отвращение к самому себе.
Кокс выполнял свои обещания, дарил негу, расслаблял - Макэвой вытянул ноги в потертых джинсах, бухнул тяжелыми мартинсами на журнальный столик: Ларсу, хозяину квартиры, было наплевать, он тоже плыл, морской звездой раскинувшись на широченном кожаном диване.
А Йорген уже ломал новую желтовато-снежную пластинку, блаженно улыбаясь.
Они курили с утра, добивая остатки прежней порции, а впереди ждал плотный конвертик с их частью от новой партии - Викки многозначительно посоветовала не переборщить, когда отдавала конверт Каю, но тот благополучно пропустил ее совет мимо ушей: как и любой из тех, кто подсел на эффект крэка, он только рад был возможности продлить эйфорию и приятную расслабленность.
Принимая от Йоргена трубку - они уже давно наплевали на первоначальные намерения пользоваться каждый своими - Макэвой прикрыл глаза, глубоко затягиваясь. Зрачки под веками расширились, сердце пустилось вскачь, стало горячо и весело.
Он на ощупь нашарил телефон, обмененный в центре Копенгагена на пару пакетиков с крэком - тот парень, что предложил сделку, трясся как в лихорадке и едва не распустил сопли, уговаривая Макэвоя, положившего глаз на вроде как  настоящий айфон - вгляделся мутно в экран, плохо слушающийся прикосновений обожженных пальцев.
Новый номер, новый телефон - новая жизнь?
Как бы не так.
Номер Герды он помнил наизусть.
Под воздействием кокса, гарантирующего приступы деятельной эйфории и повышенной доверчивости, написать хотелось нестерпимо.
Передав трубку Ларсу, Макэвой набирает сообщение Олкофф - нелепое "привет". Еще более нелепое "насчет тех денег - хочу отдать". Адрес Ларса.
Цифры, складывающиеся в номер Герды, у него будто сами вылетают из-под пальцев. Все три сообщения отосланы - и даже дошли, если верить статусу.
Ответа нет.
Он так долго ждет, что не замечает, как они докуривают и подходит его очередь возится с трубкой.
Кроша в стеклянную чашечку желтоватые кристаллы, он поглядывает на экран - ничего.
Подносит зажигалку под трубку, вдыхает первый же дымок, не давая беспокойству оформиться, сбивая его эйфорией.
Практически неосознанно отправляет еще одно сообщение - "пожалуйста".
Снова вдыхает.
Вдыхает.
Вдыхает.
Пальцы судорожно сжимаются - по телу проходит долгая, болезненная дрожь, выворачивающая наизнанку. Он начинает задыхаться, сердце колотится так, что отдается в ушах, заглушая вопли размалеванного под панка певца, сменившего девицу.
Перед глазами распускается огромная белая роза, на краях лепестков которой, будто лезвия, поблескивают крупицы крэка. Роза приближается, нависает над Каем, поглощает его - и в последний момент он понимает, что это не крэк. Это снежинки. Гребанная роза из снежинок.

- Кай? - Ларс трясет Макэвоя за плечо, хохочет на какую-то несмешную шутку Йоргена, развалившегося по соседству. - Кай?
Кай не отвечает. Кай слишком занят - он несется на своих еще детских санках, привязав их к роскошным серебряным саням, каких отродясь не видел, по Млечному пути, льдисто застывающем под полозьями. Санями правит женщина - но лица ее Кай не видит, хотя она и оглядывается время от времени, хохочет дробно и звонко, взмахивает иссиня-черными волосами. Он знает, что она пообещала ему коньки и целый мир впридачу, и столько кокаина, чистейшего, лучшего, сколько ему захочется, но теперь, когда перед глазами мелькают умирающие галактики, а во рту сухо и горько, ему страшно, и он закрывает глаза и крепче вцепляется в санки, чтобы не упасть.
Падение равно смерти, и нужно держаться крепко-крепко, не отпускать санки, пока большие сани мчат его дальше под веселый, даже слишком веселый смех женщины в ярко-белой шубе.
- Кай? - в голосе Ларса появляются первые ноты беспокойства, и он продолжает трясти Макэвоя, не замечая нитку перламутровой слюны, тянущуюся изо рта Кая на кожаную обивку дивана.
Настойчивый звонок отвлекает его - на Йоргена надежды нет, тот продолжает пялиться в потолок, улыбаясь тому, что видит только он один.
Ларс тащится к дверям - крэк отбивает у него естественные страхи, он распахивает дверь, уже забывая про Макэвоя, с легким удивлением оглядывает девчушку лет на десять моложе, мнущуюся на пороге.
- Ты к кому, сестренка? - спрашивает даже дружелюбно, хватая девчонку за плечо и почти втаскивая в квартиру. - Проходи, проходи, здесь все свои. Курить будешь?
Ларс на подъеме, Ларс полон дружелюбия и уже заценил пришедшую красотку - вот только никак не может понять, кто она и что здесь вообще забыла. Его подруги выглядят иначе - наверное, эти два пацана навели, думает он о Кае и Йоргене.
- Пришла купить? Составишь компанию - сделаю скидку, - болтает он, не вникая в то, что там говорит ему девчушка - говорит ли вообще хоть что-то. Проходит к бару, вытаскивает бутылку шериданс, рыщет в поисках подходящих стаканов.
- О, цветочница! - приветствует Герду Йорген, вспоминая, где ее видел. Криво улыбается, но глаз не прячет - сейчас он так далек от мук совести, насколько это вообще возможно. - Это сестра Макэвоя... Не сестра, но что-то там такое...
Ларс кивает, довольный - он угадал, девчушка пришла к этим двум. Подталкивает к ней плотный конверт, зажигалку милостивым жестом, кивает на ликер - дескать, хочешь - угощайся.

Сквозь легкий флер крэка Ларс плохо понимает, зачем девчонка пришла, раз не хочет ни купить, ни курить.
Только и повторяет, что она к Каю.
Ларс пожимает плечами, выцепляя из мутных объяснений Йоргена только это путаное "сестра" - вроде сестер у Макэвоя не водилось - но усмехается широко и приветливо. Раз сестра...
Однако блондиночка приветливость не ценит - Йоргену и вовсе не отвечает, трясет Макэвоя как куклу, и голову Ларса ее крики превращают в светящийся белый шар, ну что ей стоит заткнуться.
Он понимает едва ли одно слово из тех трех, что она выкрикивает, отпустив наконец-то Кая и гневно глядя на обоих наркоманов. Стоит, будто молнией пораженный, пока синапсы, одуревшие и ленивые, пытаются передать необходимые сигналы.
Когда пришедшая девчонка начинает лупасить Макэвоя по щекам, Йорген скатывается с дивана, отползает подальше, пока не натыкается спиной на журнальный столик, модерновый, балансирующий на тонкой спирали. От толчка столик опрокидывается, все нехитрые наркоманские прибамбасы с него разлетаются в разные стороны, массивная чугунная пепельница, полная окурков, высыпается на бежевый ковер и откатывается в сторону.
Ларс постепенно теряет благодушие.
Он скачком оказывается возле девчонки, обхватывает ее поперек туловища, вздергивает на ноги, заставляя отпустить Макэвоя. Бросает взгляд на того - вид и правда отъехавший. Совсем отъехавший.
У Ларса тоже есть свое страшное слово - это "неотложка". Он знает, что потом будет - потом к нему нагрянет полиция, будет рыскать везде, расспрашивать, что Макэвой достал крэк. Ласр через такое уже проходил, он и так на крючке, и вопли Герды, рвущейся к обдолбавшемуся в край Каю для Ларса уже звучат заунывными полицейскими сиренами.
- Да заткнись ты, шалава! - он с трудом справляется с хрупкой на первый взгляд девчонкой, пятится назад, едва удерживая ее за талию и прижимая к себе. С каждым ее рывком они оба качаются, как пьяные корсары на капитанском мостике. И с очередной попыткой блондиночки вырваться Ларс неудачно спотыкается о развалившего ноги Йоргена, неуклюже проворачивается, чтобы удержать равновесие, но ему не удается и он валится на пол, в последний момент отпуская девчонку.
От удара затылком о пол, даже прикрытый ковром, у него на миг темнеет в глазах, а когда он промаргивается, то слышит беспокойный вопли Йоргена:
- О боже, Ларс!.. Ларс! Ты грохнул ее! Грохнул цветочницу, Ларс!..
Ларс с трудом приподнимается на локтях, фокусирует взгляд на лежащей рядом Герде. Блондиночке повезло меньше - вместо ковра и пола на ее пути оказалась пепельница, о которую она и приложилась головой. Светлые волосы на виске уже начинают пропитываться кровью, и Ларс едва успевает отвернуться, прежде чем выблевать на бежевый ковер недавно сожранный сэндвич.