Для фон Ланге слякотный, серый март был едва ли не самым счастливым месяцем. Отношения с Эммой постепенно наладились, и теперь Генрих совершенно свободно и искренне выказывал жене расположение, как в первые месяцы супружеской жизни.
С той самой минуты, когда Генрих и Эмма сообщили о скором прибавлении, остальное семейство фон Ланге превратилось в сторожевых псов, ревностно охраняющих невестку от любых неприятностей. Иногда от этой заботы становилось душно, но Генрих, понимавший, насколько это важно для его матери, старался всячески обходить острые углы в случаях, когда настойчивость Изабеллы фон Ланге становилась невыносимой. Случалось это все чаще.
Вот и теперь, ожидая в гостиной когда супруга спустится вниз, Генрих был вынужден терпеливо слушать прокламации матушки о том, что крайне неосмотрительно и бесчеловечно тащить беременную жену за собой в строительный ангар, ибо помимо пробирающего до костей холода Эмму обязательно ожидали инфлюэнца, несчастный случай и, не приведи Господь, выкидыш.
С одной стороны фон Ланге понимал, что матушка была отчасти права, с другой – испытывал острое желание поделиться радостью с Эммой, которую за большой живот острословы теперь звали не иначе как «мадам дирижабль».
- Вы будете виноваты, если с ней что-либо произойдет! – гневно сообщила вдова фон Ланге и, подойдя вплотную, ткнула сына пальцем в грудь. Это был сокрушительный удар, ответить на который он мог только чуть сжав надушенную ладонь матери:
- Все будет хорошо.
Еще два с половиной года назад во время свадебного путешествия Генрих обещал супруге, что покажет «прожект века», как только «Вайсфогель» перестанет быть стопкой чертежей и красивым игрушечным макетом.

Генрих повернулся к Эмме и несколько мгновений просто разглядывал ее.  Как и всякий любящий собственник, фон Ланге гордился супругой. Где-то на периферии этого чувства пряталась первобытная гордость мужчины добычей, которую он отвоевал у других и которая принадлежала теперь только ему. Больше не было поводов для ревности и злости, а потому, подавая руку Эмме, фон Ланге ныне был спокоен и уверен как лев. Завистники по-прежнему злословили, утверждая, что его супруга перебесилась и нашла неоспоримо большее преимущество в деньгах муженька, чем в штанах мифических любовников.
Все эти сплетни вызывали у фон Ланге лишь усмешку.
Вздохнув, Изабелла фон Ланге нехотя отпустила сына и невестку, напоследок пожелав им удачной поездки. Когда дверца экипажа захлопнулась, Генрих, как мальчишка, которому подарили новую игрушку, неожиданно живо заговорил:
-  Я хочу чтобы Вы увидели его первой, вместе со мной. На макете он был не так хорош, как в действительности. Осталось совсем немного подождать, и мы запустим его в первый полет. 
Это была его заветная мечта о свободе, и теперь она почти обретала плоть. Генрих искренне считал, что зрелище огромного аэростата, пока что спрятанного от глаз людских в гигантском заводском ангаре, произведет на Эмму неизгладимое впечатление. Во всю шли работы над пассажирской частью воздушного судна, каюты которого могли поспорить с каютами самого комфортабельного морского лайнера. Честолюбие и упорство, с которыми фон Ланге штурмовал небесные вершины, было сродни маниакальному, но именно оно когда-то дало ему шанс выкарабкаться. О неудаче, которая могла вновь постичь его, Генрих не задумывался. Просто потому, что был уверен – больше не будет неудач.

Привыкший едко шутить мужских компаниях, Генрих хотел было заметить, что от игры воображения не появляются дети, но поостерегся. Эмма была ранима и могла воспринять эти слова как упрек. Памятуя о том, что супруга многое ставила себе в вину, фон Ланге старательно подбирал слова, а от того общее впечатление сдержанности  немногословности усиливалось многократно.
От вскрика жены он невольно вздрогнул. Сидя рядом, фон Ланге обнял Эмму за плечи и обеспокоенно спросил:
- Что такое?
Беспокойство будущего отца многократно умножалось от общего волнения семейства. В доме стало больше забот и суеты. Влекомые инстинктом заботы о потомстве, женщины сделались похожими на кудахчущих наседок, теперь все разговоры велись о предстоящих родах и подготовке к ним, и Генрих всякий раз невольно поддавался этой атмосфере, настороженно и чутко следя за состоянием жены.
Конечно, рано или поздно это случалось со всеми супружескими парами, и никто особенным не был, фон Ланге строил обычные семейные планы, представляя себе картины будущей идиллии уже втроем. Леди Эмма была уверена, что подарит супругу сына, Генрих, теперь большую часть времени проводивший с женой, ловил себя на мысли о том, что будет рад  и дочери, если так распорядится Господь.
Когда-то весело кутивший в кабаре, мог ли он представить себе, что через несколько лет станет добиваться любви тихой и кроткой Эммы, и искренне переживать из-за каждого возгласа беременной жены? Наверняка, старик фон Ланге сейчас был бы счастлив, увидев в отпрыске классического дельца и образцового семьянина.

Отредактировано Генрих фон Ланге (2011-09-16 00:57:04)

Уже через несколько дней после того, как доктор Додсон сообщил Генриху радостную весть, фон Ланге понял, что ровным счетом ничего не знал ни о женщинах, ни, тем более, о детях, кроме того, каким образом последние появляются на свет. 
Вначале он в полной мере прочувствовал на себе, что такое связанное с беременностью недомогание жены, после этого познакомился с внезапными желаниями и резкими переменами настроения, затем пришел черед узнать, что ребенок в животе Эммы не только шевелится, но и, похоже, исполняет акробатические кульбиты. Наблюдать за этим было сродни эксперименту по механике, алхимии и какой-то первобытной магии, что неизменно приводило Генриха в совершенно мальчишечий восторг. Вместе с восторгом проявлялась неловкость и даже неуклюжесть, потому что фон Ланге пока еще не знал, как обращаться с этим маленьким, незнакомым ему существом. 
Просьба жены вызвала у Генриха смешанное чувство все той же неловкости и радости, однако не без доли скептицизма:
- Вы думаете, он поймет, о чем я ему говорю? Ведь он пока не разбирается ни в мечтах, ни в дирижаблях, - держа ладонь на животе супруги, фон Ланге старательно пытался скрыть растерянность.
Загадочный, еще не явившийся на свет «он» довольно быстро стал неотъемлемой частью их жизни, пассивным участником всех событий, неведомым  и строгим наблюдателем, которого супруги фон Ланге подсознательно боялись разочаровать.

Несмотря на то, что Генрих уважал доктора Феррара, заверения в том, что человечек, питающийся через пуповину, может что-то слышать и понимать, виделись ему сомнительными. Однако, чтобы не расстраивать супругу, он не возражал. Оспорить или подтвердить эту теорию фон Ланге не мог. Если Эмму это радовало или успокаивало, то почему бы не сделать ей  приятное?
Ненадолго остановившись у ворот завода, паровой экипаж после формальной проверки и короткого обмена приветствиями продолжил путь до ангара. Там супругов встречали двое: директор – мистер Клиффорд и главный конструктор – мистер Леман.  По тому, как оба держались, стало сразу же ясно – готовились.  Мистер Леман с помощью зонта любезно укрыл Эмму от холодного весеннего дождя. Завод бесконечным нагромождением корпусов нависал над бренной землей, заслоняя собой серое, мартовское небо.
Воздух был морозен и свеж. Зрелище заводской громадины дополняли всевозможные производственные шумы, которыми сопровождалась ежедневная работа. Мистер Клиффорд, невысокого роста, пухлый джентльмен, с какой-то особой гордостью шествовал рядом с супругами фон Ланге, аккуратно держа шляпу-котелок. Мистер Леман исподволь любовался молодой женщиной.
Внутри строительного ангара оказалось гораздо светлее, чем снаружи. По истине грандиозное сооружение было ярко освещено с помощью нескольких огромных, прикрепленных к стенам дисков, на которых крепились круглые газовые фонари наподобие тех, коими освещались лондонские улицы. В центре размещался невиданных размеров жесткий аэростат, похожий на огромный надувной матрац или грушу от пульверизатора. По сравнению с ним рабочие казались суетящимися рядом букашками. Тросы удерживали его у мачты, вокруг располагались мудрено соединяющиеся рабочие конструкции, ходы лестниц и несколько паровых подъемников,  предназначенных для доставки крупных деталей.
Даже у того, кто ничего не смыслил в производстве воздухоплавательных аппаратов, от такого зрелища захватывало дух; не говоря уже о Генрихе, который снова оказался рядом со своей воплощенной мечтой.
Фон Ланге нарочно ничего не говорил,  внимательно наблюдая за Эммой. Мистер Клиффорд и мистер Леман также были исполнены торжественного и многозначительного молчания. Вокруг аэростата во всю кипела работа: скрипел металл, шлифовальный аппарат выбивал сотни искр из обшивки гигантской пассажирской гондолы. В воздухе чувствовался характерный металлический привкус.

С детства увлеченный воздухоплаванием, фон Ланге вырос  достойной заменой своему отцу, однако в отличие от него был наделен качествами авантюриста, которые при всей внешней сдержанности Генриха в полной мере проявились в его безумном прожекте. Катастрофа во время первого запуска нового аэростата и последовавшие за этим финансовые проблемы иного разумного человека должны были остановить, но для Генриха это был вызов, который он не мог не принять. Возможно, отчасти это был самообман, призрачная цель, ради которой он должен был выжить, но однажды этот фантом  приобрел вполне реальные очертания, и теперь вызвал неподдельный восторг у Эммы.
- Я обещал Вам, - тихо ответил Генрих. Радость, не меньшая чем у супруги, выразилась в бережном пожатии ладони Эммы. – Как видите, это чудо вполне реально, - по тону голоса можно было понять, что фон Ланге улыбается.
- А вот и транспортер, - заметил мистер Клиффорд, указав на небольшой четырехместный паромобиль. Несколько таких и еще пара покрупнее, рассчитанных на большее количество рабочих, перемещались по строительному ангару. Чтобы пройтись от одного выхода до другого потребовалось бы пара часов. Водитель паромобиля, сняв форменную кепи, поклонился даме, после чего уступил свое место мистеру Леману.
Открыв дверцу, Генрих усадил супругу на заднее сидение, сам устроился рядом. Мистер Леман и мистер Клиифорд сели впереди.
- Сначала мы сделаем обзор, если Вы не возражаете, - сказал Клиффорд, улыбаясь молодой женщине. – Объедем кругом. Потом можно взглянуть на пассажирский отсек.
- И музыкальную гостиную! – воскликнул Леман, который, по-видимому, очень прикипел именно к этому отсеку воздушного судна.
- Там имеется площадка для небольшого оркестра и, конечно же, будет установлен рояль, - пояснил Генрих, держа в своей ладони ладонь Эммы.

- Почему нет? – рассмеялся Генрих. Помимо амбиций в нем говорила привычка к комфорту, ибо господин фон Ланге был совершенно искренне уверен в том, что путешествие должно доставлять удовольствие. - Вот увидите, через десяток это станет самым обычным способом передвижения. Возможно, сначала такие перелеты будут дорогим удовольствием, но со временем, когда появится возможность минимизировать расходы, люди освоят воздух точно так же как освоили землю и море, и вряд ли кого-то можно будет удивить танцами и оркестром. Наши дети будут с улыбкой вспоминать наши мечты, ведь для них они станут обыденностью.
-  Ориентировочно, нам понадобится еще около полугода, - заявил мистер Леман. – Затем мы проведем испытания. И только тогда сможем с представить «Вайсфогель» публике.
- Не будем торопиться, - рассмеялся Клиффорд. – Все должно быть идеально, ведь так? – он мельком оглянулся на Генриха. – Как же приятно, черт возьми, когда женщины интересуются тем, что создают мужчины.
Леман кашлянул, однако Клифофрд его не услышал.
- Вдохновение… - мечтательно вздохнул директор завода, и по тону, которым это было сказано, стало ясно, что идеей столь фантастичного будущего здесь больны абсолютно все.
Теперь, когда они подъехали ближе, дирижабль огромным облаком простирался над паромобилем.  Пассажирский отсек, находившийся внизу, напоминал собой большую, вытянутую в длину капсулу. Стекла иллюминаторов блестели в ярком свете, как сотни чудовищных рыбьих глаз.  Паромобиль остановился.
- Три палубы, - сообщил мистер Леман. – А вооон там – смотровая площадка, - выскочив первым, он открыл дверцу и подал Эмме руку. – Прошу.
Находившиеся поблизости рабочие на время приостановили работу. Команда сделать перерыв в считанные секунды, от одного к другому, поднялась наверх.
- Будьте осторожны на трапе, - предупредил Клиффорд. – Мы не доделали парадный вход.
Строительные конструкции аркой окружали вход в пассажирский отсек. Лестница, к счастью, была не слишком крутой. Генрих сделал шаг первым и протянул Эмме ладонь, чтобы она могла опереться.

- Потерпите немного, - Генрих взял Эмму за руку и повел вперед. Он сам чувствовал себя не меньше чем первопроходцем, который показывает сердечному другу нечто такое, что накануне отыскал и выстрадал сам. Объясняя жене, что и где будет располагаться, он надеялся на то, что воображение Эммы дорисует недостающие детали.
Господа Леман и Клиффорд остались ожидать у входа, не желая мешать Генриху проводить экскурс по воздушному судну. В конце концов, сейчас это был миг его победы, и Генрих имел полное право насладиться им наедине с той, которую безусловно любил. Директор завода и главный конструктор в этом  отношении были настоящими джентльменами.
Рассказывая о возможностях и двигатели аэростата, Фон Ланге говорил безостановочно, до хрипоты. В воздухе стоял запах древесины, лака, пол под ногами был пыльным. Еще не начались работы по облицовке бального зала, и в сверкающей реальности, словно в пазле, не доставало нескольких деталей.
- Остался декор, - заметил Генрих, открывая дверь одной из кают класса люкс. Помещение было менее просторным, чем на пароходе Королева Анна, но организовано так, чтобы пассажиры не чувствовали себя стесненными. Шелковая обивка стен, блестящие ободы иллюминаторов, газовые бра на витых, рокайльных креплениях – все это должно было поддерживать атмосферу выдержанной, респектабельной роскоши. 
Трехпалубный гигант был похож на кита, в чреве которого скрывался огромный плывущий по воздуху город – сооружение сколь грандиозное, столь и самодостаточное.
После того, как супруги заглянули в залы двух ресторанов и осмотрели находившиеся между отсеками три буфета, настала очередь смотровой площадки. По замыслу конструкторов именно здесь путешествующие в будущем смогут взирать сквозь прозрачную систему затененных окон на простирающиеся внизу облака. Однако пока они могли наблюдать только бесконечно длинный строительный ангар, огни газовых фонарей и суетящихся внизу рабочих. Подойдя к хромированным поручням, Генрих обнял Эмму сзади, положив ладони на ее живот:
- Там будет небо, - сказал коротко, зная, что она увидит и поймет. Близость любимой женщины пьянила не меньше чувства победы, и фон Ланге отчаянно боялся спугнуть этот счастливый миг.
Загадочный «он» выразил бурный восторг толчком изнутри, прицельно в ладонь, и Генрих тихо рассмеялся:
- Мы обязательно тебе покажем.

Генрих хотел было возразить, но сдержался, поскольку затевать спор в такой, поистине радостный момент, означало испортить весь день. Потому фон Ланге лишь молча кивнул, соглашаясь с мнением супруги, после чего мягко увлек ее за собой к выходу.
- Не будем задерживать рабочих, - кроме высказанной причины он знал, что Эмме не так уж легко ходить или стоять, да и инструкции матушки забывать не следовало.
Директор завода и главный конструктор, мучимые любопытством, начали наперебой задавали вопросы леди Эмме, когда все уселись в паромобиль. Впрочем, мистер Клиффорд и мистер Леман могли обойтись и без вопросов, ибо любой, кто внимательно поглядел на улыбающееся лицо молодой женщины, понял бы, что она счастлива.
Супругу фон Ланге они теперь тоже считали причастной к общему делу, а посему, хоть и соблюдали светский тон, говорили вполне свободно о двигателях, конструктивных особенностях летательного аппарата, пассажирской вместимости и открывающихся перед воздухоплаванием перспективах. Остановить этот поток красноречия было весьма сложно, да никто и не пытался.
Время летело незаметно, и сумерки дня стали гуще. Взглянув на карманный хронометр, Генрих с досадой обнаружил, что они не успеют вернуться к вечернему чаю. Это означало новую порцию нравоучений от беспокойной и чересчур заботливой матушки. Когда супруги фон Ланге распрощались с директором и главным конструктором, покинули завод и вновь оказались в паровой экипаже, Генрих, наклонившись к жене, тихо попросил:
- Только не говорите леди Изабелле о том, что мы с Вами поднимались на борт, иначе мне сегодня не поздоровится.

Отредактировано Генрих фон Ланге (2011-09-24 22:10:41)