В подарок Белому королю

Рыбалка

Яма ТНК-14 располагалась на том месте, где до Пандемии был город Сан-Франциско, и по площади занимала такую же территорию. В ширину и глубину все Ямы были одинаковы. Эта же явялась одной из самых больших на Земле. Именно сюда из Инкубаторов завозили лучший живой товар, именно здесь стояли самые новые Машины. Их было четыре, и размещались они по четырем сторонам света у самых краев ТНК-14. Их хромированные бока блестели, изогнутые дуги "ловцов" нависали над грубой железной решеткой, накрывавшей Яму, как крышка. Лампочки панели управления поблескивали красным, ожидая, пока кто-нибудь придет и с помощью карточки-пропуска включит Машину. Тогда лампочки загорятся зеленым. Оживут скрытые за хромированным кожухом механизмы, решетка над Ямой отъедет в сторону, и "ловцы" начнут разматывать тяжелые цепи. Но пока была ночь, и до утра Машинам приходилось стоять тут забытыми.

*  *  *
Костер догорал, и Агата встала, чтобы принести еще дров. Дон остался сидеть на холодной земле Лобного места. Только раз он отвел взгляд от огня, чтобы посмотреть на Агату, а потом снова опустил голову. Он думал о брате, ведь эта ночь была посвящена Лестеру, и в его честь они с Агатой с самого вечера поддерживали костер - высокий, в человеческий рост, столб пламени. Яркий и горячий, как живая душа.
Они знали, что это опасно; заметив дым, их легко могли обнаружить сверху. А как знать, какие "рыбаки" засели там сегодня? Конечно, ночью их обычно не бывает, но фанатики есть в любом деле. Однако, для Дона и Агаты это не имело значения. В эту ночь им нельзя было думать о себе, они провожали дорогого человека - брата и мужа - прощались с ним навсегда. Потом нельзя будет вспоминать о Лестере, нельзя будет о нем говорить. Потом останется только забота о выживании - как было до смерти Лестера, как должно быть (и будет) после. Но сейчас...
Дон поморщился, когда одно из горящих поленьев, сломавшись, плюнуло ему в лицо снопом искр. Отсел подальше, обнял колени. "Лес. - Думал он. - Братишка".
Вернулась Агата. Бросила принесенные дрова рядом с костром и уселась на землю напротив Дона. Какое-то время оба молчали. Потом Агата стала подкладывать дрова в огонь.
- Ненавижу их. - Сказала она, кивком указав на иссчеченное грубой решеткой ночное небо.
Дон пожал плечами. Что он мог ей ответить? "Рыбаков" ненавидели и боялись все, но особенно те, кто по их милости лишился близких.
- Я беременна. - Агата заплакала. - Что теперь будет?
Какое-то время Дон молча смотрел на нее, - смуглую, черноволосую, гибкую, все в рыжих отсветах костра, - а потом отвел взгляд. Ее признанию он не удивился. И она, и Лестер всегда были слишком легкомысленны.
- Ты не хуже меня знаешь, что будет. - Сказал он. - Мы все рождаемся, чтобы однажды оказаться там. Рано или поздно. Если будешь осторожнее, то...
- Да пошел ты со своей осторожностью! - Агата вскочила на ноги, ее длинная юбка взметнулась, обнажив колени, и чуть не попала в огонь. - Лесу это ничем не помогло! И никому не помогло! Сидим по углам, как крысы, ссымся от страха - а толку?!
Слезы прочертили влажные дорожки на ее щеках, лицо исказилось, глаза горели от ярости и боли, а тени от костра делали ее похожей на ведьму. Дон, однако, остался безучастен к вспышке ее гнева. Сидел, все так же обнимая колени и глядя в сторону. Он даже не вздрогнул, когда она закричала на него.
Наверху, там, за железной решеткой, где были леса и озера, чирикнула какая-то птичка. Ей ответила другая. И все стихло. Только потрескивал костер, и огромная белая луна висела в черно-синем небе.
- А что ты предлагаешь? - Наконец, ответил Дон. На Агату он по-прежнему не смотрел. - Какой у нас выбор? Что мы можем?
- Ничего! - Рявкнула она, с силой сжимая кулаки. - Ничего мы не можем, пока так напуганы, что даже мысль о том, чтобы что-то сделать, кажется нам чудовищной. Но, Дон, я не хочу, чтобы с моим ребенком случилось то же, что и с Лесом! Я этого не допущу! Я...
Она вдруг развернулась и пнула импровизированную поленницу, и дрова для погребального костра ее мужа - просто ветки, нападвшие сверху, - разлетелись вокруг. Агата закрыла лицо руками и разрыдалась.
Дон посмотрел на нее, на ее вздрагивающие плечи, на длинные спутанные волосы, укрывавшие ее, будто плащом, но ничего не сказал. Встал, собрал рассыпанные ветки. Некоторые положил обратно, другие подкинул в костер. И снова сел, обняв колени.
Ему было тридцать лет - солидный возраст для тех, кому выпало несчастье жить в Яме. И всегда его спасала осторожность. А еще он никогда не стал бы рисковать собой ради кого-то другого, даже очень близкого. Вот Агата, которой было только шестнадцать, стала бы. И поэтому он считал, что ей не суждено дожить до двацати. Слишком безрассудна, как он думал. И она, и Лестер.
Лестер... Через месяц ему испонилось бы девятнадцать, если бы вчера на рассвете его не поймали "рыбаки". "Чудовища. - Думал Дон. - Уроды". Он не заметил, как ушла Агата. Просто сидел и смотрел на огонь.
Близился рассвет. Наверху стрекотали цикады. Утро обещало быть прекрасным, - совсем как то, когда убили Лестера...

*  *  *
Тогда утро действительно выдалось чудесным. Воздух бы холодным и чистым, как вода в горной речке, в лесу за ТНК-14 пели птицы, стрекотали цикады, трава шелестела под ногами. Пахло полевыми цветами и дикими травами. Да, отличное это было утро. Идеальное для первой "рыбалки".
Ральф и Джонни пришли к Яме еще до рассвета. Им хотелось быть первыми, чтобы никого больше не было вокруг, а для этого нужно было проснуться очень рано. Они шли пешком. Конечно, могли бы нанять доставщика, у Ральфа осталось немного денег, но оба решили, что так будет лучше. Джонни исполнилось одиннадцать лет, и это была его первая "рыбалка", так что они хотели, чтобы им запомнился каждый миг. Тем более на ТНК-14, куда при обычных обстоятельства они не попали бы никогда. Разве что, если бы случилось чудо, подобное тому, что произошло вчера.
Ральф работал механиком, чинил Машины, а платили за такую работу мало. Другой Ральфу не светило, и за эту-то следовало бы благодарить судьбу, звезды или богов (тут уж кто во что верил). Но именно там ему вручили карточку-пропуск на ТНК-14. Домой Ральф прибежал, все еще не веря своему счастью. По дороге он поминутно доставал карточку из кармана штанов, смотрел на нее, вертел в пальцах и тут же снова прятал, боясь, как потерять ее.
ТНК-14, подумать только! Лучшая в мире Яма и именно там его сын, малыш Джонни, впервые будет "рыбачить". Его сын, слабенький худенький мальчик в больших очках в роговой оправе, вечно сползавших ему на кончик носа. Его сын, которого вечно задирали другие дети, дразнии "четырехглазым", а иногда и куда как обиднее - так же, как в детские годы их родители дразнили самого Ральфа. Его малыш Джонни будет на ТНК-14! И все об этом узнают! Все!
Когда раскрасневшийся от волнения, вспотевший от быстрой ходьбы Ральф пришел домой и показал жене карточку, она расплакалась, не веря своим глазам.
- Но как? - Шептала Карла. - Как ты заполучил ее, Ральф?
Она смотрела на карточку, не смея протянуть руку и коснуться ее, точно карточка могла исчезнуть, как сон.
- Машина на ТНК-8, помнишь? - Он плюхнулся на стул и ладонью вытер пот со лба. - Тот опытный образец, в который они столько времени и денег вбухали? Так вот, после моего ремонта она-таки заработала! Они-то думали, что починить ее невозможно, что там какая-то ошибка в сборке. Но я смог, Карла. Смог! И они дали мне это. Спросили, что я хочу: премию или карточку? И я сказал, что карточку. Какая там премия, сама знаешь. И на неделю жизни не хватит. А это...
Он замолчал, глядя на карточку, зажатую в его дрожащих пальцах. Выдавленные на ней буквы с названием Ямы переливались золотом на багряном фоне пластика. ТНК-14, никак не меньше! Если бы Ральф решил купить ее, то ему пришось бы года два держать семью впроголодь, чтобы наскрести денег. И то не факт, что удалось бы. Они и мечтать не смели о такой удаче, а тут вдруг...
Они были здесь, на ТНК-14. Ушли из дома до рассвета, улыбаясь до ушей и насвистывая популярный мотивчик, а Карла стояла в дверях и махала рукой на прощание. Она будет ждать их назад с солидным "уловом", и какой замечательный ужин будет сегодня вечером! Об этом и думал Ральф всю дорогу до Ямы. Джонни шел молча, а когда они прошли через Перевал, то уыбка его померкла. "Верно, переживает" - подумал Ральф, но тоже ничего не сказал.
А теперь Машина, заглотившая карточку-пропуск, вибрировала и грохотала, распугивая птиц и животных в лесу. Этот грохот был таким громким, что Ральфу и Джонни пришлось надеть наушники, подобные тем, что в прежние времена надевали в тирах. Железная решетка, прикрывавшая ТНК-14, отползла в сторону, огромные дуги "ловцов" зависли над Ямой.
- Давай! - Одними губами сказал сыну Ральф.
Джонни кивнул. Ему хотелось подбежать к Машине, но он заставил себя идти спокойно. Руки его подрагивали от нетерпения, глаза взволнованно блестели за толстыми стеклами очков. Он посмотрел на большой экран посреди панели управления Машиной, на котором десятки ярких зеленых точек хаотично метались по черноте. Мальчик знал, что эти точки - обитатели Ямы, прошлым вечером получившие "прикорм" (сквозь прутья решетки им сбрасывали еду, одежду, иногда и железную посуду), а теперь услышавшие грохот Машины. Джонни выждал подходящий по его мнению момент и нажал на красную кнопку слева от экрана.
От изогнутых дуг "ловцов" пошел низкий гул, они опустились и теперь почти касались земли. Тяжелые цепи с огромными острозаточенными крюками на концах, разматываясь, появились из них и ухнули в Яму.
Джонни, весь взмокший от нервного напряжения, схватился за рычаги управления. Взгляд его не отрывался от экрана. Лицо побледнело, губы сжались, на виске бешено пульсировала жилка. Комары облаком вились вокруг него, но мальчик не замечал их.
Ральф стоял за спиной сына и с неменьшим вниманием следил за происходящим на экране. Он видел разбегающиеся зеленые точки, видел летящие нити цепей "ловцов" и понимал, что время почти пришло. Но Ральф молчал, хотя ему очень хотелось дернуть Джонни за плечо и рявкнуть ему в ухо: "Давай! Ну давай же, чего ждешь? Уйдут ведь, уйдут как пить дать!".
Из Ямы доносились истошные крики мужчин и женщин, но ни отец, ни сын не слышали их в грохоте работающей Машины. Над лесом кружили птицы, вспугнутые этим шумом. А серое небо начинало светлеть - приближался рассвет.
Вдруг Джонни вскрикнул и резко дернул рычажок управления "ловцом" сначала вниз, потом на себя. Изогнутые хромированные дуги поднялись, гул, исходящий от них, начал стихать. Цепи сматывались, поднимая из Ямы "улов". И прежде, чем первые лучи восходящего солнца позолотили лес, а потом и всю территорию ТНК-14, показался повисший на крюках мужчина. "Да какой там, - подумал Ральф, восхищенно разглядывая на добычу сына, - почти мальчик".
Пойманному обитателю Ямы было на вид не больше двадцати. Он был высок и строен. Спутанные светлые волосы торчали во все стороны. Один из крюков пропорол ему живот так, что клубок вывалившихся внутренностей повис над поясом штанов. А другой вонзился в голову, и острый конец крюка, весь перемазанный кровью и ошметками мозга, торчал из затылка. Лицо парня, скрытое толстой частью крюка, должно быть, превратилось в кашу из крови и осколков костей. Он покачивался на цепях, как кукла-марионетка, сделанная из мяса. В промежности штаны его потемнели, а по ноге, срываясь каплями с обнаженной ступни, текла моча.
Машина затихла и выключилась. Решетка со скрипом встала на место, закрыв Яму, из котрой все еще доносились крики людей. Карточка-пропуск выскочила из прорези. Теперь в верхнем левом углу ее появились две черные полосы, показывающие, что к дальнейшему использованию карточка уже не пригодна. "Ну и пусть, - подумал Ральф, - того, что Джонни поймал сегодня, нам хватит надолго".
Его сын снял наушники, поправил очки, сползшие на скользкий от пота нос, и отошел от Машины. Он внимательно смотрел на пойманного крюками парня.
- Один. - Сказал Джонни и хлопнул себя по плечу, убив комара. - Только один, но зато какой!
- Молодец, сынок! - Ральф тоже успел снять наушники и теперь, балансируя на широких прутьях решетки, возился с цепями, снимая "улов". - У тебя отлично получилось! Ну-ка, помоги-ка мне...
Вместе они оттащили труп подальше от края Ямы, уложили его на мягком ковре зеленой травы, раскинув в стороны его руки и ноги.
- Помыть бы его. - Отфыркиваясь, сказал Ральф. - Воняет, как черт знает что. Да некогда, понаедут ведь сейчас... Джонни, давай топорик и нож.
Мальчик, уже успевший развязать большой рюкзак, который всю дорогу сюда его отец тащил на спине, достал все необходимое. Подойдя к Ральфу, он протянул ему нож, топорик же оставил себе. От запаха трупа Джонни тошнило, но он не мог позволить себе сблевать - такая непростительная слабость испортила бы это чудесное утро.
- Я помогу, пап. - Сказал он.
- Ну, хорошо. - Ральф невольно усмехнулся, гордясь выдержкой сына. Ведь есть мясо любят все, а добыть его, разделать, приготовить - это кишка тонка. - Начинай с конечностей, потом голову.
Мальчик кивнул. Подошел к трупу, встал, расставив ноги, замахнулся, подавляя желание закрыть глаза, и ударил. Топорик со свистом рассек воздух и вонзился в плечо убитого парня. Со скрипом застрял в кости, и Джонни раскачивал его прежде, чем вытащить. Он ударил еще раз, и еще, - пришлось постараться, пока рука отделилась от тела. Потом он оборачивал отрубленные конечности плотной целлофановой пленкой, рулон которой дала им Карла, и аккуратно складывал их в рюкзак. А Ральф в это время выпотрошил тело, тщательно выскреб его изнутри. Потом, взяв топорик, разрубил на части. Это тоже упаковали и сложили в рюкзак.
"Рыбалка" удалась на славу, теперь оставалось только дойти до озера, смыть кровь и можно идти домой. "То-то Крала обрадуется. - Думал Ральф. - Нет, ужин сегодня точно будет знантый!". Он гордился сыном, а сын гордился тем, что угодил отцу.